«мои дорогие друзья! я говорю с вами из Ленинграда, в то время как у самых ворот его идут жестокие бои с врагом... вчера утром я закончил партитуру второй части моего нового симфонического сочинения. я сообщаю об этом для того, чтобы все знали: опасность, грозящая Ленинграду, не оборвала его полнокровной жизни!..»
- Дмитрий Шостакович, из выступления по ленинградскому радио, 1941 г.
*
скажу честно: сериаломан из меня – так себе, а из всей сериальной терминологии мне знакомо разве что слово «трейлер». я, конечно, в курсе, что за последние годы качество таких фильмов очень выросло, но внимание на один из них обращу, только если будет время, желание и что-то весомое – вроде мнения того, кому я безоговорочно верю, или актёра, который в ерунде не снимается.
телевизор я не смотрю, поэтому о съёмках и показе «Седьмой симфонии» не знала до последнего, но у этого сериала сразу были шансы привлечь моё внимание, вопреки противоречивым отзывам на него. потому, что в нём про войну, мой родной Ленинград и музыку.
и вот что я вам скажу... фильм задел меня до глубины души, с содроганием сердца я смотрела каждую серию, мы с моим любимым человеком и обсуждали «Симфонию», и молчали, не находя слов, и плакали…
и вот тут я вдруг почувствовала себя настоящим сериаломаном. вы себе не представляете, друзья мои, как же я злилась на плохое качество и запаздывание звуковой дорожки, а этим грешили даже официально рекомендованные платформы. ну, а если исчезал вайфай, я взвивалась одновременно гневно и беспомощно и звонила хоть среди ночи жаловаться моей любви: «у меня опять не покааазывает!..»
бывало, что добыть интернет для ноута так и не удавалось, но и тогда остановить меня было невозможно – я соглашалась смотреть дальше как угодно, пусть даже с телефона, жадно всматриваясь в маленький экран…
наверное, надо ничего не знать про блокадный Ленинград, чтобы возмущаться тому, что в сериале мало показано голода, холода, немцев, бомбёжек и прочих деталей.
а вот мне всего хватило. может, потому, что мне давно обо всём известно в подробностях, или потому, что 2021 год был тяжелейшим в моей жизни – с болезнями, с потерями близких – и взрослых, и детей, с такими финансовыми проблемами, что явственно чувствуешь приближение самых настоящих голода и холода.
в общем, для меня показанного в сериале было вполне достаточно для погружения в блокадную действительность и для волны нестерпимой жалости к голодающим, замерзающим, осиротевшим людям, к музыкантам, неспособным даже поднять руки с инструментом, ко всем, кому выпали эти невыносимые испытания.
и спасибо создателям фильма, за то, что оставили образ врага закадровым намёком, и меня на этот раз не накрыло всегдашней жгучей ненавистью к фашистам.
а ещё это был тот редкий случай, когда я испытала неподдельную гордость за каждого актёра. все – на своём месте, все отдавались работе целиком и роли свои проживали по-настоящему.
даже в самой небольшой сюжетной линии речь – о людских судьбах, среди которых несущественных нет. и поэтому назвать персонажей второстепенными язык не поворачивается, поэтому благодарность к каждому из них переполняет моё сердце:
дорогие мои, какую истинно человеческую смесью плохого и хорошего вы смогли показать! какие вы получились глубокие, сложные… настоящие!
- и почтенный Игорь Ясулович – ровесник войны, сын инженера-капитана и сам «ветеран» военного кино, у которого в «Седьмой симфонии» маленькая роль почти незаметного вахтёра дяди Саши, но он несколькими меткими мазками, верными интонациями делает её запоминающейся.
- и ослепший ударник Валентин Чуркин, способный играть только на треугольнике; он чувствует себя никчёмным и близок к отчаянию, но хочет делать что-то большее – например, стать «слухачом» в особом отряде ПВО. поначалу в этой роли просто невозможно узнать Бориса Смолкина, которого многие помнят как дворецкого в «Моей прекрасной няне» и родные которого тоже были блокадниками.
- и Лидия Вележева тоже впервые взяла в руки музыкальный инструмент ради роли гобоистки и примерной партработницы Екатерины Прудниковой, такой холодной и ставящей установленные правила выше сострадания, а на самом деле – женщины, переполненной нерастраченной любовью.
- скрипачка Туся Черникова не просто любит, а боготворит дирижёра Элиасберга до такой степени, что оказывается способной на ужасный поступок. Дарья Коныжева, исполнившая роль Туси, рассказывала, что её героиня идёт потом на завод именно из-за огромного чувства вины, наказывая себя работой, губящей руки музыканта, и лишая себя самого дорогого — музыки и возможности видеть любимого человека.
- Виктория Толстоганова великолепно сыграла роль «блокадной музы» Ольги Берггольц, которая похоронила мужа и сама была на грани истощения, которую переполняла смесь гнева и жалости и которая не боялась уже ничего и никого.
«но даже тем, кто всё хотел бы сгладить в зеркальной, робкой памяти людей, не дам забыть, как падал ленинградец на жёлтый снег пустынных площадей…»
- роль лейтенанта НКВД Серёгина досталась Алексею Кравченко, и он блистательно сумел показать и ожесточённость человека, видевшего гибель родных, и самоуверенное невежество, включавшее и слепой антисемитизм, и презрение к «несерьёзной» профессии дирижёра («палочкой и я махать могу»), и то, как любовь и музыка меняют человека – они ведь всегда на это были способны, во все времена.
- Алексей Гуськов мало похож на дирижёра Карла Элиасберга и старше его почти в два раза (на момент исполнения симфонии), но, спустя короткое время, веришь этому артисту безоговорочно, какой бы «станиславский» в тебе не ворочался. потому, что явственно видишь всё, чем известен Элиасберг: абсолютную верностью Музыке и полную погружённость в неё, редкую самоотверженность и несгибаемое внутреннее достоинство.
- Елизавета Боярская прежними своими ролями не находила отклика в моём сердце. ну, так случилось. или я не то смотрела. до последнего времени для меня она оставалась только дочерью своего отца. а вот этот фильм, сыгранная ею флейтистка Вера – раздавленная горем, но постепенно возвращающаяся к жизни, открыли мне Лизу, восхитили актёрской силой и глубиной. и фразу «иначе мой город мне этого бы не простил», сказанную Боярской где-то в интервью, я запомню надолго.
потому, что Ленинград – мой город. да, я не родилась в нём, я – нижегородка, скорее, даже горьковчанка. но – и ленинградка тоже. по праву корней и по праву любви.
корни – потому, что часть родни оттуда: от прабабушки моей, которая в своё время училась в петербуржской гимназии, и тех шести человек, которых потерла наша семья в блокаду, до родственников, живущих в Петербурге и поныне.
а любовь и остальное… ну, вот смотрите.
в конце декабря 1941 года, 80 лет назад Дмитрий Шостакович закончил свою Седьмую симфонию. и одним из первых, кто услышал её премьеру, был мой прадед, капитан канонерской лодки.
он, конечно, мог услышать её, находясь почти где угодно, ведь радио транслировало её по всей стране и даже за рубежом. но так получилось, что в марте 1942 прадед был на Волге, в Куйбышеве (он же – Самара), где в эвакуации закончил своё грандиозное произведение Шостакович и где эвакуированная труппа Большого театра впервые исполнила эту симфонию.
прадед, не знавший тогда, что ему и его юному сыну предстоит пройти ещё многое, прежде всего, Сталинградскую битву, слушал музыку и думал: какое счастье, что его жена-ленинградка сейчас недалеко от него, делает снаряды на заводе, но как же там, в блокадном городе её сестра, родственники и многие сотни тысяч, миллионы людей?..
_
немногие знают, что симфония, названная Ленинградской, сперва прозвучала в Куйбышеве, потом, в конце марта – в Москве, затем – в Новосибирске, в июне и в июле 1942-го – в Лондоне и Нью-Йорке, а в Ленинграде – только в августе.
и тот ленинградский концерт нельзя назвать иначе как чудом и подвигом.
таких слов достоин и летчик Василий Литвинов – это он доставил в блокадный город вместе с медикаментами портфель, который его просили беречь как зеницу ока. внутри портфеля была партитура со словами Шостаковича: «нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу Ленинграду посвящаю свою 7-ю симфонию…»
кстати, лётчик Литвинов не услышал первого ленинградского исполнения этого произведения, потому что в тот день продолжал работать на воздушной трассе Ленинград – Большая земля.
не слышали концерт и артиллеристы, ведь у них была чёткая задача: концерт не должны прерывать воздушная тревога и бомбёжки. поэтому защитники города сыграли свою «симфонию» под названием «операция Шквал». непрерывный огонь – перед концертом и в самом его начале, а также после окончания – позволил ленинградцам спокойно и безопасно прийти в филармонию и вернуться домой.
отрепетировать за месяц (вдумайтесь – месяц!) такое сложное произведение – тоже подвиг. даже в Куйбышеве на подготовку премьеры дали два месяца. но приближался особый день – 9 августа, выбранный фашистами для праздничного банкета в честь падения Ленинграда. нужно было во что бы то ни стало дать понять врагу, что город не только не взят, он жив, борется и в нём звучит потрясающая музыка.
она звучала в нём с самого начала войны – благодаря оркестру Ленинградского радиокомитета. из Дома Радио шли трансляции живых концертов, раздавались голоса журналистов, писателей и поэтов. потому, что в Культурной столице прекрасно понимали: без духовной составляющей, без искусства расчеловечивание неминуемо – и при сытой жизни, и при такой, когда поиск еды становится её смыслом.
понимать-то это понимали, но зима 41-42 годов и всё уменьшающиеся пайки чуть не положили конец концертам, дарящим надежду. из большого оркестра радиокомитета в живых остались не то 15, не то 18 человек, истощённых до крайности.
и по утрам тогдашний худрук радиокомитета Яков Бабушкин диктовал машинистке отчёт о состоянии коллектива: «первая скрипка умирает, барабан умер по дороге на работу, валторна при смерти…»
и живая музыка исчезла из эфира. около трёх месяцев ленинградцы не слышали её.
но к весне решили, что так нельзя и стали собирать коллектив заново.
выжившие пришли сами, объявления, звучавшие по радио, зазвали других оставшихся в городе музыкантов. сам Карл Элиасберг, как только немного оправился от дистрофии и смог ходить, оправляться на поиски, в надежде найти хоть ещё одного исполнителя.
потом ему дали велосипед, и в городе то там, то здесь можно было видеть с трудом крутящего педали очень худого человека в очках и развевающемся плаще.
многие музыканты не могли не то что играть, а даже сидеть. лестницы для них оказывались непреодолимыми, а приходить каждый день на репетиции им было просто не по силам. поэтому первым делом для них устроили что-то вроде общежития госпитального типа и увеличили паёк. нам их улучшенное питание покажется крайне скудным, но это было гораздо, гораздо больше, чем ничего. и те, у кого процесс истощения ещё не стал необратимым, понемногу пошли на поправку.
говорят, что Карл Элиасберг был строгим и даже весьма жёстким руководителем. но требовательность начиналась с него самого и диктовало её лишь преданное служение Музыке. убеждённый, что звучание оркестра должно быть высококачественным всегда, он всё же понимал, что бессмысленно требовать от людей невозможного. поэтому берёг силы своих музыкантов, репетировал с частями коллектива, сам же приходил на каждую репетицию и каждую трансляцию.
Карл Ильич был выдающимся скрипачом, а вот дирижёром он, по сути, стал самостоятельно: посещал концерты и репетиции больших мастеров, всё подмечая, занимался самообразованием, и в итоге талант и большое художественное чутьё сделали его одним из лучших дирижёров своего времени.
_
для меня написать о Седьмой симфонии – дело чести, а не бурлеск какой-то с фиговым листом. как музыкант и радийщик, хорошо знающий, что такое прямой эфир, прямая трансляция, считаю, что этот сериал обязателен к просмотру для всех моих коллег. возможно, он напомнит о высоком профессионализме и степени ответственности.
работники Ленинградского радио в блокаду тоже совершали свой ежедневный подвиг. а в день концерта, обойдясь только двумя пультами и четырьмя микрофонами, оставшись без предварительной репетиции, смогли всё настроить и благополучно провели трансляцию симфонии на весь Союз и многие страны мира.
_
9-го августа 1942 года, на 355-ый день ленинградской блокады, в холодном, несмотря на лето, отсыревшем зале филармонии впервые за долгое время включили огромные хрустальные люстры. и это был первый шок для пришедших на концерт людей, которые, как могли, привели себя в порядок, но уже почти успели забыть, что такое электрическое освещение.
а потом началась Музыка…
Ольга Берггольц: «первые звуки Седьмой симфонии чисты и образны. их слушаешь жадно и удивлённо – так вот как мы когда-то жили, до войны, как мы счастливы-то были, как свободны, сколько простора и тишины было вокруг. эту музыку хочется слушать без конца. но внезапно и очень тихо раздаётся сухое потрескивание, сухая дробь барабанов...»
Алексей Толстой: «тема войны возникает отдалённо и вначале похожа на какую-то простенькую и жутковатую пляску, на приплясывание учёных крыс под дудку крысолова. как усиливающийся ветер, эта тема начинает колыхать оркестр, она овладевает им, вырастает, крепнет. крысолов со своими железными крысами поднимается из-за холма... это движется война…»
Ольга Берггольц: «тема войны переходит в тему грядущей победы, и немыслимой силы достигает торжественное, грозное ликование музыки... мы готовы на все испытания, которые ещё нас ожидают, готовы во имя торжества жизни. об этом свидетельствует Ленинградская симфония, созданная в нашем осажденном, голодающем, лишённом света и тепла, сражающемся городе…»
Алексей Гуськов: «мой герой после исполнения Седьмой симфонии говорит музыкантам: "нас могут забыть поимённо, но главное – мы исполнили эту музыку". так и произошло, но тем ценнее то, что сегодня мы возвращаем память о них. мне кажется, подвиг Элиасберга недооценён. хочется, чтобы как можно больше людей узнали о нём, и низко поклонились ему…»
_
и я тоже очень хочу, чтобы о таких людях, как Карл Ильич и его музыканты помнили, чтобы мои потомки знали, какой ценой завоёвано простое счастье жить и чтобы они крепко помнили, что музыка сильнее смерти.
а теперь, дорогие друзья, как говорил Элиасберг: цузаммен! – соберитесь!
и начнём мы с Бетховена…
Jackynn Sokolova
кадры из худ.фильма «Седьмая симфония»
